Зависимость от любви
...и вот я первая предлагаю ему секс. В который раз. Дальше ничего удивительного не происходит. Он решается хотя бы намекнуть мне, что он вообщем-то уже давно ничего ко мне не чувствует. А чувствовал ли когда-либо, задаюсь я сейчас вопросом?
Зависимость
После 15 минут бесполезных смс ни о чем, в которых Алексей снова и снова с видом юного Печорина жаловался на свою тяжелую судьбу, я не выдержала и намекнула на встречу. Да что уж там, я сказала прямо, чего предлагаю ему. Я интуитивно правильно чувствовала, что женская сексуальная власть над мужчиной безгранична, но то, под каким соусом я это преподносила, увы, не делало мне чести.
И еще мне тогда, к сожалению, совсем не приходило в голову, что теперь, уже через год нашей холодной войны, Алексей относится ко мне уже не как к приятной и желанной девушке, а, скорее, пытается рядом со мной пережить свою личную сердечную драму тоски по Виолете. Он уже тогда понимал, что ему больно и плохо и хочется быть с Виолеттой, но Виолетту не получить, и рядом была я, которая с упорством маньяка пыталась дать ему свою любовь, как раньше, и он как бы так свысока говорит себе «ну-ка, ну-ка, ну ладно, так и быть, посмотрим, чего она нам сегодня предложит. Может, у нее получится меня отвлечь от моих унылых мыслей».
И вот я первая предлагаю ему секс. В который раз. Дальше ничего удивительного не происходит. Он решается хотя бы намекнуть мне, что он вообщем-то уже давно ничего ко мне не чувствует. А чувствовал ли когда-либо, задаюсь я сейчас вопросом? Да, именно этим вечером он вдруг решил, что пришло время быть сегодня благородным, настал час благородных королей. Ему и в голову не приходило, что эта его честность равносильна тонкому скальпелю по тонкой чувствительной белой коже. И он решается сказать мне самое главное - что для него этот секс ничего не значит.
«Наверное, нам лучше не продолжать. Для тебя, кажется, это что-то значит. Не то, что для меня», - написал Алексей и нажал send. Ему в ту минуту казалось, что он просто герой, что он просто покорил Эверест. Что он, как минимум, достоин медали на груди. Ему казалось, что в его ответе столько искренности и правдивости, столько очевидных вещей, что, прочитав это я, конечно же, все сразу правильно пойму, не обижусь, и мы сразу станем друзьями навеки. Нет, я, конечно же, не подумала в ту минуту «вот му*ак». Зато думаю сейчас. Когда иногда вспоминаю тот свой опыт первой любви.
Понимала ли я в ту минуту свои собственные чувства? Вряд ли. В моей голове, сотканной из противоречивых чувств, эмоций и мыслей – по большей части чужих, чем собственных, т.к. своего собственного голоса, задавленного чужими проблемами и переживаниями, вечно готовая всем придти на помощь, я не слышала - в моей голове вместо вопроса «что я чувствую», звучал вопрос «что теперь делать, чтобы получить то, что я безумно хочу».
Мой острый целенаправленный ум в данной ситуации был скорее мне врагом, чем другом. Он давал правильные решения, правильные советы, как поступить в этой ситуации, но совсем не учитывал мои чувства. Мой ум не мог их правильно оценить, я свои чувства на том этапе жизни вообще не распознавала, но в узкой тропке тонких жизненных линий ум видел решение и предлагал его как оптимальное. «А чувства?» говорило мое сердце, а ум отвечал «забей, с чувствами потом разберешься, когда цель будет достигнута».
Сейчас мне кажется, что в тот день я совершила самый глупый поступок в этих отношениях. Рубить надо было на корню или сказать прямо «Да. Для меня значит. Для меня много значит секс с тобой. Но раз для тебя ничего, то действительно пора прощаться» - а потом уже рубить на корню. А я решила написать Алексею, что для меня секс с ним тоже ничего не значит, и что я не против иногда с ним спать и что мы ничего друг другу не должны. И еще, что я взрослая девочка и в состоянии разобраться сама, что делать, а что – нет. «Взрослой девочке» тогда было 22.
Я врала в ту минуту не только ему – плевать на него - я врала в ту минуту самой себе и даже толком этого не понимала. Мне казалось, что если это единственный способ быть рядом с ним, то я готова пойти и на это. Только сейчас я часто задаюсь вопросом «Кому нужны такие отношения?»
Мое сознание двоилось от переживаний – то мне почему-то казалось, что его должны были задеть мои слова, что для меня секс с ним ничего не значит, из чего вытекало, что у меня к нему нет чувств. И мне казалось в такую долю секунды, что ему должно быть больно, и я где-то в самой-самой глубокой глубине души ликовала от мысли, что ему больно. А в другую долю секунду до меня вдруг доходило, что все совсем наоборот – это меня не любят, это ко мне ничего уже больше не чувствуют, и ведь это очень больно - слышать и осознавать, что тебя больше не желает тот, кого ты до сих пор желаешь больше жизни. Но такие мысли я никогда не могла додумывать до конца. Это было слишком больно, слишком сложно и слишком про меня. Гораздо проще было переключиться на других людей и их проблемы, а если не на кого было переключиться, то можно просто успокоить себя, отогнать эту едкую правдивую мысль и придумать что-то уж совсем невообразимое. В тот раз, например, я успокоила себя мыслью, что это Алексей так странно выражает свои чувства, что он боится чувств и бежит от них и сам себе не может признаться, что на самом деле хочет быть со мной. Я чувствовала, что ему больно, что он избегает близких отношений, но неправильно определила причину. В моем запутанном сложном сознании одно цеплялось за другое и выстраивалось в страшной логической последовательности, и в такие отчаянные минуты мои громадные ментальные конструкции казались мне наиболее правдоподобными. Куда более правдоподобными, чем истинное и реальное положение вещей.
Наши встречи продолжились. Месяц за месяцем. Они тянулись без конца и края, как липкая тягучая резина, облепливая меня все новой и новой субстанцией отчаяния и тоски, из которой с каждым разом было выбраться все сложнее и сложнее. Подобно наркоману, я получала свою дозу, и переживала потом «отходняк». Расстояние между встречами было довольно большим, что еще раз свидетельствовало в силу того, что мы по-настоящему не были близки друг другу. В каждую встречу Алексей неизменно задевал во мне какую-то болезненную струну. И мне потом требовалось какое-то время, чтобы прийти в себя, переварить это и потребовать новой порции болезненных ощущений. Он держал меня на расстоянии, не отпуская, но и не пуская ближе. Я не протестовала. Что угодно, лишь бы был в моей жизни. Хоть иногда.
А я и не хотела ближе. Странно, что я не пыталась стать ему другом. Склонный к постоянному пережевыванию своих личных эгоистических переживаний Алексей не любил держать их в себе и с легкостью делился ими с благодарным слушателем. Сейчас задним числом я вспоминаю, что он много раз порывался рассказать мне про то, как ему больно. Но мне почему-то не хватало терпения выслушать и задать вопросы. Будь я чуть потерпеливее, я могла бы разделаться с ним в два счета, и он, как говорится, ел бы у меня с руки. Сначала надо было бы долго и упорно слушать, просто сидя рядом и кивая. Потом начать поддерживать. Потом перетягивать одеяло на себя, аккуратно, едва ощутимо, едва заметно, эмоциями и интонациями давая ему понять, как обстоит реальное положение вещей с той самой дамой, о которой он говорит. Но это сложно, это очень больно и сложно слушать, когда есть чувства. А еще каждый раз приправлять его жизнь похабными разговорами и исполнять его извращенные сексуальные фантазии, делая вид, что это именно то, что нужно мне и именно это и есть норма. Для женщины опытной дальновидной он был легкой жертвой. Легкой, да по большому счету, и не интересной. Он был поверхностен и фальшив, и вся его глубина заканчивалась на унылых рассуждениях о собственной несчастливости и неудовлетворенности, которые, как ни просто будет это признать, но, по сути-то, крылись в проблемах с потенцией. Он был легко управляем, но я не могла с ним справиться. Потому что не чувствовала и не понимала саму себя.
Как себя чувствует женщина, когда мужчина начинает рассказывать ей про другую женщину? Женщина опытная понимает, что это, вообщем-то, начало, первый признак, ее большой победы над соперницей. Потому что мужчина, который начал говорить про другую женщину, скоро станет легко управляем. Потому что когда отношения лишаются покрова таинственности и сокровенности, теряется их смысл. Что чувствует молодая девушка? Она расстраивается. И напрасно. Ей кажется, что это конец всему, что она нелюбима и нежеланна. А еще боль. Боль, которая затопляет все изнутри. Увы, молодости не хватает здравого смысла и хитрости, чтобы подобно стратегу оценить ситуацию и выстроить ровную линию поведения, как в шахматах.
Мне вспоминался поход с коллегами в кальян-бар. На тот момент я уже водила странную дружбу с Мариной. Пухлая большегрудая Марина собирала сплетни со всего офиса.
Как мне позже сказала Марина, я понравилась ей с первого взгляда. Она открыла мне глаза на некоторые вещи.
В один из перекуров Марина узнала от нашей коллеги Анжелы, что я «пускаю слюни по Алексею». Ей почему-то очень врезался в память этот разговор и в ту минуту ей стало очень обидно за меня, хотя по большому счету на тот момент мы даже не общались. Но я показалась ей такой хорошей искренней девушкой, что она очень близко к сердцу приняла слова Анжелы –ей было почему-то обидно слышать, что я могу пускать слюни по кому-то. Ведь я – чудо, самое настоящее чудо – и по мне должны пускать слюни. Жаль, что я сама не смотрела на себя такими же глазами тогда. Собственно, ни Анжела, ни Марина не знали тогда, что мы с Алексеем встречались, и когда-то у нас с ним все было хорошо и взаимно. А то, что увидела Анжела, уже было горьким послевкусием, болезненной зависимостью от не до конца выгоревшей любви, все еще дарившей острые эмоции сознанию, но уже со знаком «минус».
Сблизиться нам с Мариной помог случай.
Повода особого не было. Просто все решили выйти на тимбилдинг. Собрали всех. Я и мои ближайшие коллеги хотели посидеть своим дружным отделом, но как-то уже не получалось создать ту атмосферу. Иногда мне казалось, что после разрыва с Алексеем, когда он перестал ходить на посиделки, что-то в нашей дружной веселой компании изменилось. Она словно лишилась какой-то электрической искры, которая горела во мне и между мной и им, когда он был рядом. Теперь я все чаще сидела грустная и молчаливая, а потом рано прощалась со всеми и уезжала домой. В одиночестве, в темноте, дома, лежа на кровати, мне было легче переносить свою боль. Мне не приходило тогда в голову, что мимо меня протекают бесценные минуты моей жизни, моей молодости. Я не ценила своей красоты, своего здоровья, и лишь много позже поняла, как много бесценных минут было потрачено впустую в оплакивании того, что просто уже не было смысла пытаться изменить.
Я была в ситуации, а не вне ее и не могла тогда понять своих ошибок. Не могла сама вылезти из этой страшной эмоциональной зависимости. Если Вы читаете эзотерическую литературу, то хочу добавить, что, видимо, я должна была пройти этот путь с Алексеем от начала до конца.
Марину тоже позвали в тот день. Через пару часов после начала вечеринки Алексей начал собираться куда-то. Я присела на диван и загрустила. В какой-то момент увидев меня, Марина подошла. Начала издалека. Она была изворотлива и хитра и умела вывести человека на нужный ей разговор. Я даже и не заметила, как наш с Мариной разговор вышел на Алексея. Хотя в том состоянии, в котором я была, вообще было трудно что-либо заметить.
Марина в какой-то момент просто сказала:
- Ты расстроилась из-за того, что Алексей ушел?
- Нет. С чего ты взяла, - ответила я и попыталась улыбнуться.
- Ну, он же тебе нравится. Это же видно. Это все знают.
На самом деле, по большому счету, никто ничего и не знал толком. О каких таких «всех» говорила Марина, история умалчивала. Но та прямота и простота, с которой Марина сказала это, а также какая-то свойственная ей одной нахрапистость, сделали свое дело – я растерялась. Я сидела с открытым ртом, растерянная, хрупкая, худенькая, рядом с полнотелой большегрудой Мариной, и не знала, что сказать. Марина выжидательно молчала, а потом, подгадав момент, сказала:
- Соня, почему ты молчишь? Тебе больно? Я что-то не то сказала?
Прямая и открытая по своей натуре я, вместо того, чтобы разозлиться на то, что в мою личную жизнь так бесцеремонно лезут без вазелина, почему-то сказала именно то, что думала.
- Знаешь, я даже не знаю, что сказать. Я себя чувствую просто голой от твоих слов.
В тот вечер и началась наша странная большая дружба.
А еще в тот вечер мы пошли в кальян-бар по пятам за Алексеем. И там Алексей сидел в одном из залов. Мы переглянувшись с Мариной сели там же. Мне в ту минуту показалось, что теперь в лице Марины у меня появился надежный союзник и советчик. Потому что то, что не замечу я, сможет выследить Марина. По сути так и было, но на тот момент Марина помочь мне ничем не могла. Алексей сидел, курил с задумчивым видом, разговаривая с одним из коллег.
Я улыбнулась ему. Потом мы с Мариной начали оживленно беседовать. Я старалась быть как можно более веселой, как можно более интересной. Мне не приходило в голову, что Алексей уже итак понял, на что я намекаю. Я была как-то неестественно весела. Мне не приходило в голову, что женщина не должна себя подавать. Она хороша такая, как есть, сама по себе, и нет нужды устраивать такой фарс. Если женщина мужчине нравится, он найдет способ ей это показать. А если он сидит рядом и не чешется, то стоит ли тратить силы и пытаться привлечь его внимание. На что я надеялась? На еще одну бессмысленную ночь неудачного секса? А потом еще одно безрадостное утро, и горечь от осознания, что ты протрезвел, и вместе с трезвостью ушла твоя симпатия к человеку, который, отвернувшись, лежит, голый рядом? Абсолютно чужой человек, который должен идти своей дорогой, а ты держишь его рядом, вернее даже не просто держишь, а хитростью и уловками пытаешься привязать к себе - не по взаимному согласию.
Каким-то чудом в тот период я не дошла до приворотов и колдовства. С одной стороны я тогда в это не верила, а с другой – была слишком целеустремленной, чтобы отказаться от своей цели. И то и другое могло сыграть в пользу приворота, и страшно подумать, что было бы с нами дальше. Я бы связала себя с ним страшной невидимой цепью, разорвать которую мы вместе пытались бы много лет. Но, к счастью, я до этого не дошла. Внутренний голос четко говорил мне, что такое не прощают - за такое наказывают сильнее, чем за убийство. Кто наказывает, я тогда точно сказать не могла. Вернее, боялась ответить себе на этот вопрос. Просто решила, что это будет слишком, и даже не думала в эту сторону.
Мы сидели с Алексеем друг напротив друга в тот вечер и переглядывались периодически. Внезапно в комнату зашла Анжела. У нас с ней сразу как-то не заладилось. И Алексей сразу оживился. Анжела сияла и улыбалась. Было очевидно, что между ней и Алексеем пробегает какая-то искра. Хотя теперь я уже и в этом не уверена – было ли это так на самом деле или это было мое воспаленное ревнующее ко всему живому сознание, ревнующее от страха потерять свой наркотик. Никто точно не знает, переступила ли известную грань дозволенного в ту ночь замужняя Анжела или нет. Молодой муж Анжелы остался в Питере, а ее перевели в Москву. По злой иронии судьбы работа в одной компании, но на разных проектах, развела их по разным городам. Но, в целом, я слышала, что брак у них счастливый, а муж Анжелы – хороший порядочный человек. Так про него говорили. И все же…Анжела сидит рядом с Алексеем. Вернее, Алексей пересел к ней. И она светится. Она заигрывает с ним. От внимательного взгляда - моего и Марины - ничто не ускользнуло. В тот вечер Анжела с Алексеем ушли вместе. Позже, в очередной постельной сцене, Алексей скажет мне, что в тот день он просто довез Анжелу до дома и все.
И как только они ушли, я сникла. Во мне, словно, что-то потухло. И у меня больше не осталось сил. Марина пыталась приободрить подругу. Я сидела грустная и расстроенная. Мне в ту минуту показалось, что все краски в баре померкли и стали какими-то мутными и огоньки свечек и ламп, словно, стали гореть по-другому. Мне вдруг стало невыносимо тоскливо, словно я утратила смысл жизни, когда Алексей оделся и ушел из бара. Я чувствовала себя невыносимо одинокой. Мне вдруг вспомнилась моя пустая и холодная квартира, в которую придется вернуться через пару часов. А, значит, все, что мне там останется делать – это снова лежать в темноте на кровати, переваривая незначительные мелочи – диалог за диалогом, взгляд за взглядом, переваривать все это, переосмысливать, пытаться найти там новые смыслы и увидеть то, что, возможно, не увидела.
Кроме работы и бесконечных драм в моей жизни на тот момент не было ничего. На Алексее я буквально зациклилась.
И пора еще, как назло, была соответствующая. Стоял серый ноябрь. Когда днем кажется, что уже вечер – небо серое темное густое, замешанное сепрой. А облака низкие, бело-серые. А ночь словно подернута тусклой паутиной. И не поймешь, где день, а где ночь. И фонари – унылые желтые бледные фонари. Как в классике «ночь, улица, фонарь, аптека. Бессмысленный и тусклый свет. Живи еще хоть четверть века – все будет так. Исхода нет». Да, ноябрь. Пальто. Сапоги. Движения, скованные теплой тугой одеждой. Холодные мысли в простуженной голове. Осень, одним словом. И эта тоска. Тоска, которая в иные минуты заполняла меня изнутри настолько, что начинало казаться, что это и есть мои составляющие. У меня нет ни кишок, ни сердца, ни печени с желудком, а только одна грусть и пустота внутри. В такие минуты я старалась на что-то переключиться. Но от себя ведь не убежишь. И с каждым разом приступы становились все сильнее и сильнее. Марина сидела рядом со мной, но мне казалось, что я совсем одна – словно, я одна стою в пустом ночном переходе Москвы, продуваемая всеми ветрами. И этот унылый свет желтых фонарей. Эти мысли давили на меня, они, словно живые, наполнялись густыми красками. Я чувствовала, что мне больно, я понимала, что раз Алексей ушел так просто с другой, хотя мог уйти со мной, то, значит, ему на меня наплевать. Но я не была готова себе в этом признаться. И вместо того, чтобы вытащить из себя раз и навсегда эту занозу и оставить рану заживать, я выливала на эту занозу бальзам из надежд, утешений и бесплотных фантазий, говоря себе, что все еще может измениться и мы с Алексеем будем вместе – главное, не сдаваться. Я непременно что-нибудь придумаю. Рана переставала на какое-то время ныть, изнутри при этом разъедая живые ткани моей души все сильнее. В такие моменты не хотелось ни есть, ни спать. Словно, все чувства притуплялись. Еда становилась пластмассовой, а напитки – безвкусными. Сон прерывистым и перемежаемым бесконечными мыслями и воспоминаниями.
Марина обнимала меня, а я про себя думала «Сколько это еще будет тянуться? Сколько?»
***********************************************************
Если Вам знакомы подобные симптомы концентрации на одном объекте, знайте, что Ваша любовь приобрела одну из самых уродливых форм – любовь-зависимость. Вылезти из такой ситуации можно только под руководством опытного психолога, с программой, рассчитанной на несколько месяцев, во время которой будут естественные взлеты и падения, и отступать от которой будет нельзя… Нельзя, если действительно хочешь слезть с этой иглы.