Путешествие через Атлантику
Я и еще 16 человек экипажа – команда яхты «Веномус». Мы двигаемся через Атлантику к Санта Лючии, стартовав день назад с Канар. В настолько открытом океане я в первый раз.
Я вижу явь, не имеющую никаких связей с реальной жизнью. Здесь есть я, небо и море, и мы, как длина, ширина и высота, — составляем одно измерение, спаянное не по швам даже, а как-то на глаз, наугад.
Между нами как будто нет разницы, я по диафрагму в море, а оно в свою очередь втискивается в небо по уши как всегда где-то на горизонте. Горизонт же соединяет две стихии и отсюда кажется, что за ним - миру конец. Его нет. Ничего нет. Во всем оставшемся есть я, пластичный воздух и выгибающаяся, близкая до интимности морская вода. Они дышат, пульсируют где-то во мне, и я дышу вместе с ними… В какой-то момент понимаешь, что бездна под тобой и бездна над тобой...
Я и еще 16 человек экипажа – команда яхты «Веномус». Мы двигаемся через Атлантику к Санта Лючии, стартовав день назад с Канар. В настолько открытом океане я в первый раз, и не считая того, что вчера нас всех хорошо поболтало изнутри и снаружи, чувствую себя несколько отдельно от своей ауры. Команда – профессиональные, полупрофессиональные яхтсмены – люди, в целом, привыкшие к ощущению «море вокруг», а для меня это совершенно новый формат для восприятия. И дело, прежде всего в том, что здесь нет чувства тверди, земли, стабильной гравитации. То есть гравитация есть конечно, но формально до безапелляционной поверхности тебе еще падать километров, эдак, пять-шесть. Ты находишься как будто в разреженном пространстве, в состоянии полуневесомости, и это как диета для мозга – он голодает, скучает по земле, выдавая разные, и подчас неподдающиеся анализу, информационные импульсы, - в нем, по всей видимости, стартует глобальная матрица. И это даже не нехватка самой земли, это недостаток ее энергии.
Этот ноль притяжения я потом почувствую и в социальном смысле. Жизнь современной суши выравнивает женщин и мужчин по статусу, материальному положению и роли в обществе, и зачастую поведенческим моделям: женщины разбивают себе души, по-мужски охотясь за мужчинами, мужчины набивают себе цену, отстраняясь от них. На суше почти все вспять. А на море, месте традиционно неженском, мужчины – это мужчины, завоеватели, победители, охранники, добытчики – первые во всем, первые в решениях, первые в поступках. Они ведут себя по-другому и по-другому себя ощущают. В них нет «земной» изнеженности, капризности, высокомерности, снобизма или вычурности, они абсолютно естественны, и они до самой последней клетки тела настоящие. Когда в шторм в такт океану я подпрыгивала на своей шхонке, и там, внутри каюты мне казалось, будто мы сейчас все утонем, я высунулась в окно и, возможно, впервые увидела мужчин… такими. Они стояли на своей вахте как вкопанные. Под окатами волн, под дождем и сильным ветром, они как будто вросли в палубу, и вряд ли что-то могло сдвинуть их тогда с места. Я смотрела и почти физически чувствовала их силу, реальную, невыдуманную, не показную мужскую силу… И свою… слабость, беззащитность и уязвимость.
Наша королевская шхонка на двоих
Тропик Рака. Такое разное море, такое разное небо. Иногда оно казалось ванильным, иногда раскладывалось слоями и становилось похоже на тирамису, а перед закатом сбивалось в облака и, отражаясь в воде, придавало морю вид какао. Большого такого соленого какао. В такие моменты настроение у меня тоже было весьма шоколадное.
Спинакеры!!
После бесконечного вязания спинакеров, несъедобных королевских консервов (которые не знаю как, наверное, выключив у себя вкус, сметал, не пискнув, экипаж), раннего подъема и подпрыгивающей кухни, с которой у меня, например, были особые отношения, вечер подкрадывался незаметно. Ну и как это у всех у нас бывало — подкрадывался, подкрадывался и доподкрадывался. Куба либре, знаете ли. Воистину либре…
Ночью корабль словно летел, бороздя небо, звезды миллионами разлетались от нашего кораблика. Вы купались когда-нибудь ночью в Крыму голяком? Плывешь и из под рук вырываются светляки в стороны, и есть ощущение тайны, восторга. Представляете, что со мной было, когда я увидела тоже самое в океане! Было полное ощущение сказки, я всю ночь сидела, свесив ноги с палубы, и смотрела на это чудо! Только поганые летучие рыбы нарушали кайф, нагло врезаясь в меня. Было не только больно и мерзко от их липких плавников! Одному очень интеллигентному члену экипажа, стоявшему на лебедке, такая рыбина со скоростью влепилась в тело! Интересен был его ответ: «Какая свинья попала мне в лицо! » Остальные члены экипажа верещали в таких случаях без цензуры!
Вообще, особые отношения у меня были не только с кухней, но и, кстати, с морем. Оно было внутри меня. Я не только им дышала, спала с ним и просыпалась, оно насыщало мое настроение. Менялся угол волн, менялось и оно. А однажды поймала себя на мысли, что все происходящее за пределами моря: обиды, вспышки, тревожность и неприятности – всего лишь что-то, что происходит за пределами моря. И за пределами меня, как выяснилось позже. Вернувшись домой, я стала легче относиться к вещам и предметам волнения. Море сделало меня спокойнее и гибче.
Собственно за эти десять дней произошло много всего. Мы мылись под дождем, ловили в объектив луну или радугу. Ждали восхода, фотографировали закаты – вода и небо трансформировались практически каждый час. Могло болтать так, что мы вымокали от соленой воды полностью, и кожа, казалось, будет смываться с тела вместе с солью. А мог быть штиль, суперлегкий бриз, погрустневшие паруса, все на палубе и всем лень. Половина команды – подданные ее величества - в такие моменты спали по-английски - кто где упал, наши тоже спали, по-русски интеллигентно прикрываясь трудами Александра Солженицына. Ски спал там же, где и заканчивал вахту:)
Под конец плавания, когда нужно было облегчать лодку, и за борт летело все, что только могло туда вылететь – тапочки, спальники и, слава богу, королевские консервы, Солженицын остался с нами и с нами же вошел в порт Санта-Лючии…
Приближаясь к берегу, девочки бредили лобстерами, а мальчики - прекрасными креолками, у них даже пословица была: чем ближе берег, тем сильнее утренняя эрекция!
А когда до порта оставалась пара сотен миль, начала чувствоваться земля… по-настоящему - мы шли на нее как на запах. Ее не было видно, но с закрытыми глазами можно было определить, в какой стороне она находится. Земля тянула к себе, и все органы чувств настраивались на ее особенную частоту, так отличающуюся от морской. На частоту той стихии, в рамках которой привыкли жить. На энергию твердой поверхности. Когда сходишь на берег, первое, что чувствуешь - это энергию земли…